Главная
Новости
Строительство
Ремонт
Дизайн и интерьер
Полезная информация

















Яндекс.Метрика





Яковлев, Иван Алексеевич (1767—1846)

Иван Алексеевич Яковлев (1767—1846) — отставной капитан Измайловского лейб-гвардии полка; отец писателя Александра Герцена.

Биография

Иван Яковлев родился 23 июня 1767 года в городе Москве; из дворян; сын действительного статского советника Алексея Александровича Яковлева (1726—1781) от брака с княжной Натальей Борисовной Мещерской (1734—1781). Воспитанный французским гувернёром в доме набожной и благочестивой тётки, он в шестнадцатилетнем возрасте поступил в Измайловский лейб-гвардии полк сержантом и, прослужив до вступления на престол императора Павла I Петровича, вышел в отставку гвардии капитаном.

В 1801 году Иван Алексеевич Яковлев уехал за границу и прожил, скитаясь из страны в страну, до конца 1811 года. Яковлев стал известен после встречи с Наполеоном в Москве во время Отечественной войны 1812 года. Когда Наполеон разорил Московский Кремль и тщетно ожидал предложений о мире, он сам написал письмо Александру І, и для отправления письма воспользовался подвернувшейся возможностью: отставной капитан гвардии Яковлев, собираясь 2 сентября выехать из Москвы, был в ней захвачен и ограблен неприятелем. Окружённый своими дворовыми людьми и сотней подмосковных крестьян, прибежавших из деревни к своему помещику, он бродил по горевшей Москве, отыскивая возможность выбраться из города, и, когда убедился, что этого сделать было невозможно, явился за паспортом к маршалу Эдуару Адольфу Мортье, исполнявшему в то время обязанности военного губернатора Москвы. Последний не решался выдать ему паспорта без разрешения Бонапарта. Зная Яковлева по его брату, Льву Алексеевичу, бывшему до войны посланником при Вестфальском короле, Наполеон принял Яковлева в тронной зале и после нескольких слов обыкновенной вежливости начал при секретаре своём, Лелорнь-Дидевиле, следующий разговор: «Не мы жжём Москву. Я занимал почти все столицы в Европе и не истреблял их. Я сжёг в Италии один город, потому что там защищались на улицах. Возможно ли? Вы сами поджигали Москву, святую Москву, где погребены предки ваших монархов».

«Не знаю причины несчастия, — отвечал Яковлев, — но ношу на себе следы его; теперь всё моё имущество заключается только в лохмотьях, которые на мне».

Далее, в разговоре Наполеон выразил пожелание прекратить пролитие крови, требовал от России исполнения Тильзитского договора и грозил в противном случае подвергнуть и Санкт-Петербург участи Москвы. «Вы хотите ехать из Москвы?» — продолжал Наполеон. — «Согласен, но с условием, чтобы вы отправились в Петербург. Императору Александру приятно будет видеть свидетеля того, что происходит в Москве, и вы ему всё объясните».

На замечание Яковлева, что по своему чину и званию он не имеет права надеяться быть допущенным к государю, Наполеон отвечал: «Обратитесь к обер-гофмаршалу графу Толстому; он человек честный; или велите камердинеру доложить о себе императору, или подите навстречу государю во время его ежедневных прогулок».

На это Яковлев ответил: «Теперь я во власти вашей, но я не переставал быть подданным императора Александра и останусь им до последней капли крови. Не требуйте от меня того, чего я не должен делать, я ничего не могу обещать».

«В таком случае, — сказал Наполеон, — я напишу письмо к вашему государю; скажу, что посылал за вами и поручил вам доставить письмо».

На другой день Лелорнь-Дидевиль привёз письмо и повеление пропустить пленного из города. В сопровождении более 500 человек Яковлев вышел пешком из Москвы, к вечеру добрался до Чёрной Грязи, где явился на передовой цепи отряда Винценгероде, и был им отправлен с офицером в Петербург. Здесь привезли Яковлева прямо к графу Аракчееву и у него в доме задержали. Граф доложил о нём государю и получил повеление: не представлять его императору, а только взять от него письмо Наполеона. С месяц Яковлев оставался арестованным в доме Аракчеева и к нему никого не пускали. Наконец граф объявил ему, что император велел его освободить, не ставя ему в вину того, что он взял пропуск от неприятельского начальства, и извиняя этот поступок крайностью, в которой он находился. Освобождая его, Аракчеев велел немедленно ехать из Петербурга, не встречаясь ни с кем, кроме старшего брата, с которым разрешено было проститься. Яковлев поселился сначала в Ярославской губернии, затем переехал в Тверскую и, наконец, через год перебрался в родной город.

Не обращаясь ни к кому с просьбами, он в то же время и сам ни для кого ничего не делал. «В жизни, — говорил Яковлев, — всего важнее esprit de conduit, важнее превыспреннего ума и всякого ученья. Везде уметь найтиться, нигде не соваться вперёд, со всеми чрезвычайная вежливость и ни с кем фамильярности».

Иван Алексеевич Яковлев дожил до глубокой старости и скончался 6 мая 1846 года; похоронен на Новодевичьем кладбище.

Александр Иванович Герцен о своём отце

«Нрав и здоровье моего отца не позволяли вести до семидесяти лет ветреную жизнь, и он перешёл в противоположную крайность. Он хотел себе устроит жизнь одиночную, в ней его ждала смертельная скука, тем более что он только для себя хотел её устроить. Твёрдая воля превращалась в упрямые капризы, незанятые силы портили нрав, делая его тяжёлым... Человек большого ума, большой наблюдательности, он бездну видел, слышал, помнил; светский человек accompli, он мог быть чрезвычайно любезен и занимателен, но он не хотел этого и все более и более впадал в капризное отчуждение ото всех. Трудно сказать, что собственно внесло столько горечи и жёлчи в его кровь. Эпохи страстей, больших несчастий, ошибок, потерь вовсе не было в его жизни. Я никогда не мог вполне понять, откуда происходила злая насмешка и раздражение, наполнявшие его душу, его недоверчивое удаление от людей и досада, снедавшая его. Разве он унёс с собой в могилу какое-нибудь воспоминание, которого никому не доверял, или это было просто вследствие встречи двух вещей до того противоположных, как восемнадцатый век и русская жизнь, при посредстве третьей, ужасно способствующей капризному развитию, — помещичьей праздности. Он до конца жизни писал свободнее и правильнее по-французски, нежели по-русски, и à la lettre не читал ни одной русской книги, ни даже библии».